[robinhobb]

28.11.2015 в 22:44

Пишет  ОК Робин Хобб 2015:

ОК Робин Хобб 2015: IV этап, «Убийца и пир стервятников»

ОК Робин Хобб: IV этап

Название: Убийца и пир стервятников
Автор: ОК Робин Хобб 2015
Бета: ОК Робин Хобб 2015
Форма: проза
Задание: «Дикий»
Размер: макси, 20 003 слова
Персонажи: Фитц, Ночной Волк, Джон Сноу, Призрак, Бран Старк, Бринден
Категория: джен
Жанр: Action
Рейтинг: R
Предупреждения: жестокость, кровь, кишки, зомби
Краткое содержание: После окончания войны Красных Кораблей Фитц и Ночной Волк отправляются в путешествие, в котором их ждут встречи с дикими землями и новыми тайнами магии.
Примечание: Таймлайн — после «Странствий Убийцы». Кроссовер с «Песнью льда и пламени» Джорджа Мартина.
Размещение: С разрешения автора.

После отлёта драконов наступила полная тишина, которую нарушал только шорох падающих листьев. Деревья были вырваны с корнем или срезаны, и огромные стволы остались втоптаны в лесную подстилку. Мы с Ночным Волком стояли посреди бывшего поля битвы и медленно оглядывались по сторонам. Шум битвы, лязг оружия, предсмертные крики раненых, хлопанье огромных крыльев смолкли, сменившись оглушающий тишиной. Мы победили. И остались одни. Все, кого я любил, покинули меня, словно судьба жестоко пошутила и вдруг решила подарить мне то, о чём я всегда мечтал — возможность самостоятельно решать, кто я такой и как буду жить дальше. Повернувшись спиной к месту, где завершилась жизнь Фитца Чивела Видящего, королевского убийцы, я зашагал прочь. Волк, мой брат, шёл следом. Так началось наше одинокое путешествие длиною в долгих шесть лет. Мы шли, позволяя любопытству определять направление, иногда останавливались и жили на одном месте, пока дорога снова не увлекала нас за собой. Избегая общества людей, мы передвигались, охотились и жили, как хищники, у которых нет никаких обязательств кроме как друг перед другом. Мои раны — телесные и душевные — были не из тех, что исчезают со временем, но постепенно я учился жить со шрамами. Одиночество и дорога стали для меня лучшим лекарством.
Магия не покинула меня, но я не желал обращаться к ней снова. То, что я сделал с Регалом, позволило мне узнать свою силу с новой стороны. Я с лёгкостью подчинил принца своей воле, лишив всего, что составляло его собственную личность. Мне удалось внушить ему такую преданность, что он бы без раздумий лишил себя жизни, появись у меня желание отдать ему подобный приказ. Чувство безраздельной власти над другим человеком вызывало во мне отвращение, хотя и искушало воспользоваться магией снова. Регал наслаждался бы, имея такие возможности, но не я. Через принца я мог бы добраться до каждого из членов его новых кругов Скилла, наскоро обученных Уиллом. Имея слаборазвитые способности, эти люди ничего не могли противопоставить моей силе, я мог бы иссушить их, приумножая собственное могущество, или так же подчинить своей воле, заставив ежеминутно до конца жизни служить мне. В этом не было их вины, всего лишь невезение родиться с некоторыми способностями к магии Видящих, и мне стоило больших усилий не забывать об этом. Я сделал Регала самым верным союзником королевы Кетриккен и её будущего ребёнка, заставил, насколько это возможно, исправить причинённое им зло и приказал себе остановиться на этом. Я отстранился от Скилла, поднял защитные стены и запил своё решение хорошей порцией эльфовой коры. Уит всегда нравился мне больше, и я решил, что мне будет его вполне достаточно.
Путь в Баккип был мне заказан, но в Шести Герцогствах оставалось много дорог, на которых легко затеряться одинокому путнику. Обходя стороной города, мы с волком побывали в каждом из герцогств, прошли всю страну с севера на юг и с востока на запад. Целый год провели у Черного Рольфа и многому научились, но также убедились и в том, что предпочитаем общество друг друга. И снова двинулись в путь.
Мы побывали на юге Калсиды и дошли до Удачного. Поднялись по берегам Дождевой реки и спустились вниз на старом баркасе, в котором мой Уит распознавал одновременно живое и мёртвое существо. Ощущение было не из приятных, шерсть на загривке Ночного Волка топорщилась всё время, которое мы провели на борту маленького судна. В тесный и тёмный кубрик он отказался спуститься — там, под досками палубы, в окружении серых стен, ощущение присутствия живого мертвеца усиливалось. Весь путь до Удачного мы провели под открытым небом на палубе. Время от времени в моей голове возникали смутные образы. Я летел над рекою и лесом, окружавшим её, и камнем падал вниз, завидев добычу. Меня охватывало странное ощущение, что эти видения и мысли в мою голову вкладывал кто-то другой. Я привык делить своё сознание с Ночным Волком, но это был чужой холодный разум. Придти в себя меня заставляло рычание Ночного Волка. Мы оба испытали огромное облегчение, когда сошли на берег в Удачном. Мы намеревались посетить Пиратские острова и Джамелию, но обнаружили, что Ночному Волку не нравится путешествовать по воде, а мне не нравятся страны, где нет зимы. Тогда мы повернули на север.
Меня манили горы. Я чувствовал, что должен ещё раз увидеть дороги, по которым уже прошёл однажды. До Джампи мы добрались в конце осени и, не задерживаясь, двинулись дальше. Ночному Волку не нравилась идея путешествовать по дороге Скилла, несмотря на то что моя способность сохранять ощущение самого себя под давлением магии заметно усилилась. На этот раз нам некуда было спешить, и мы пошли лесом, используя дорогу как ориентир. Чем дальше мы удалялись от неё, тем больше становилось дичи для охоты, что было немаловажно — мы не стали делать никаких запасов в Джампи. Опыт наших с Ночным Волком совместных странствий показал: всё, что нам нужно, мы могли добывать себе сами. Благодаря охотничьим подвигам моего друга у нас почти всегда было мясо, а моё умение его сохранять, подвяливая куски над огнём, обеспечивало нас едой и в те дни, когда охота не приносила результата. Рыбу, которую мне удавалось поймать, мы тоже честно делили поровну. А все найденные в лесу ягоды доставались мне одному.
Когда-то Баррич потратил много времени, обучая меня работе с кожей. Эти навыки очень пригодились в пути. У меня были мягкие меховые сапоги, сшитые из шкур убитых нами животных, меховой плащ и одеяло. На вместительную сумку, в которой я носил весь свой скарб, сгодилась кожа оленя, из того же материала были и мои штаны. Одежда выглядела грубой, но была удобной и прочной. Если бы кто-то увидел меня в таком виде, то принял бы за дикаря, но мы с Ночным Волком умело избегали встреч с людьми. На дне моей дорожной сумки хранились сапоги, тканые штаны и рубашка, какие носят крестьяне, на тот случай, если бы мне понадобилось наведаться в город, не привлекая к себе внимания. С тех пор, как мы покинули Удачный, и до самого Джампи я надевал эту одежду всего пару раз.
Избегая встреч с людьми, я всё же заставлял себя следить за собой, чтобы снова не скатиться до животного состояния. Воспоминания о днях, прожитых в полуживотном состоянии, когда Баррич и Чейд отступились от меня, когда я не был больше человеком, но не мог стать снова волком, пугали меня. Оставляя на коже порезы, я почти ежедневно брился, расчёсывал волосы и следил за тем, чтобы моя одежда была выстирана и вычищена при первой возможности. Ночной Волк посмеивался надо мной, называя вылизывающимся котом, но не возражал, когда я каждый вечер принимался растаскивать колтуны и выбирать колючки, застрявшие в его густой шерсти. В отличие от меня, он выглядел великолепно, его грудь стала широкой, лапы мощными, длинная шерсть лоснилась, весь его вид излучал здоровье и силу. Мы спали рядом, свернувшись клубком, и его мех согревал меня в любую погоду.
Следуя вдоль дороги силы, мы пробирались вверх по лесистым склонам до тех пор, пока снег не сделал узкие звериные тропы непроходимыми. Тогда я построил маленькую хижину в долине горячих источников, в ней мы переждали зиму. Не смотря на переменчивую погоду, когда солнечный день мог за считанные минуты обернуться снежной бурей, это были хорошие дни. Мы охотились, или кувыркались в снегу, как беззаботные щенки, распугивая дичь на много миль в округе. Голод не пугал нас — над маленьким очагом в нашей хижине постоянно коптилась рыба, пойманная мною в незамерзающем ручье.
Я забирался в озерцо, питавшееся горячим источником. Вода была маслянистой и пахла серой, но моё тело с благодарностью реагировало на тепло. За эту зиму я окреп, боль от старых ран притупилась, став просто фоном, на который можно было не обращать внимания. Я почти научился не думать о Молли, говоря себе, что более подходящего спутника для неё и воспитателя для моей дочери, чем Баррич, просто не существует, а значит, я должен радоваться за них и отпустить. Принять решение было намного проще, чем выполнить его, но я старался. Днём я загружал себя работой: охотился, рыбачил, носил дрова, обрабатывал кожу убитых нами животных, шил сапоги, чинил одежду, мастерил мебель для хижины. Но во сне, когда я терял контроль над собой и Скиллом тянулся к Молли через мили и годы, на стражу вставал Ночной Волк. Он выталкивал меня из моего сна, а потом терпеливо лежал рядом, согревая своим теплом, помогая выбраться из плена отчаяния.
С наступлением весны мы продолжили свой путь. Сначала мы вышли к каменоломне, где Верити вырезал своего дракона. Я постоял немного, глядя на плоскую голую площадку, окруженную высокими стенами, тянущимися к холодному серому небу. Ничто не указывало на события, произошедшие здесь, только кучи мусора, мелкие осколки камней и старые инструменты. Острый нюх Ночного Волка привёл нас к месту нашего бывшего лагеря. Упавшие палатки и разбросанные повсюду вещи превратились теперь в самый обычный хлам – мокрые грязные тряпки, истлевшие от непогоды и времени. Теперь я мог уйти, оставив за спиной это место и произошедшие здесь события, зная, что они не последуют за мной.
Мне хотелось ещё раз побывать в Каменном Саду. Драконы вернулись туда, где мы нашли их впервые. Лес постепенно забирал их себе – повсюду снова росла трава, вьющиеся растения тянулись вверх, цепляясь усиками за чешуйки драконьих лап, молодые деревца искали путь к весеннему солнцу между каменными телами. Драконы были так же прекрасны, как в тот миг, когда мы увидели их в первый раз. И так же неподвижны. Я ходил между ними и, как и прежде, чувствовал призрачный зов Уита, который исходил от спящих статуй. Я нашёл рогатого дракона — короля Вайздома — и даже осмелился прикоснуться к его плечу голой рукой, но ощутил лишь холодную чешую. Они все были там: вепрь-дракон, крылатый кот и другие существа, вырезанные из камня Элдерлингами. Я видел Девушку-на-Драконе. Она крепко спала, обнимая своего дракона. Я прошёл мимо, не прикоснувшись к ней, боясь воспоминаний, которые она в себе хранила. Я искал своего короля и нашёл его. Когда мы увидели зеленоватую шкуру Верити, испещрённую пятнами солнечного света, Ночной Волк сел в стороне и аккуратно уложил хвост вокруг лап. Я почувствовал, как смолкли его мысли — он оставил меня наедине с самим собой. Я медленно приблизился к Верити-Дракону, чувствуя, как оглушительно стучит в груди сердце. В теле, вырубленном из Скилла и камня, спал мой король. Как же мне хотелось услышать его такой знакомый голос.
«Верити», — хрипло позвал я. Моя душа тянулась к нему словами, Уитом — я искал своего короля. Мне не удалось его найти. Тогда я положил ладони на холодные плечи, прижался к камню лбом и снова потянулся к нему. «Верити, прошу вас», — умолял я и, опять пытаясь с ним связаться, воспользовался Скиллом — всем, что имелся в моем распоряжении. Я опустил защитные стены и шагнул в поток. И только тогда почувствовал едва знакомое присутствие. Но это уже не был мой король — как бутылка может сохранять аромат давно выпитого вина, как в воздухе остаётся шлейф духов давно ушедшей дамы, так и поток Скилла содержал лишь слабую память о Верити. Я пытался ухватиться за этот образ, но с таким же успехом можно было бы ловить солнечный свет, подставив ему руки. В поисках моего короля я погружался всё глубже, до тех пор, пока не почувствовал, что и меня больше нет. Мой Скилл был пламенем свечи, в то время как затянувший меня поток, был самой огненной стихией — он окружил меня, наполнил собой и растворил в себе. Если бы Верити сохранил какую-нибудь форму, до которой я мог бы дотянуться, если бы он продолжал существовать, тогда, возможно, я смог бы вернуться. Но его не было. Конец того, кому я служил означал и мой конец. Отчаяние захлестнуло меня. Крупицы моей сущности неудержимо уносились в разные стороны. Я отдался потоку. Скилл поглощал меня, позволяя забыть, кем я был и что совершил.
Внезапно какая-то сила подхватила меня, обволокла, собирая разбегающиеся частицы, подцепила, как ложка зачерпывает из кипящего котла кусок варёного мяса. Серебряная стремнина, которая несла меня, вдруг сменилась неподвижной густой вязкой зеленью, я вдохнул холодный и в то же время удушливый воздух непроходимой лесной чащи, услышал скрип ветвей, карканье воронов.
Придя в себя, я обнаружил, что лежу на земле рядом с каменным драконом. Ночной Волк сжимал в зубах моё запястье и оттаскивал от статуи.
— Он ушёл, – сказал я ему то, что он знал и без меня. — Верити ушёл.
А ты чуть не ушёл вслед за ним. Ночной Волк был очень сердит. Уход короля был необходим, а ты собирался оставить меня просто из-за собственной глупости.
Он ещё раз сжал челюсти на моей руке, так, что я вскрикнул от боли. Боль помогла окончательно очнуться, я заново почувствовал себя цельным. Голова раскалывалась, как это бывало обычно после использования Скилла. Я поднялся на ноги, но перед глазами всё потемнело, боль раскалённой иглой прошила мозг и стала стремительно нарастать, я рухнул на колени, и меня вырвало. Отдышавшись, я почувствовал, что могу передвигаться. Почти на четвереньках, руками цепляясь за ветки и камни, я отполз подальше от статуй. Ноги дрожали, одежда прилипла к телу от холодного пота. Слишком давно я не пользовался Скиллом, слишком глубоко погрузился в него. Теперь наступала расплата. Ночной Волк подгонял меня, умоляя уйти как можно дальше от места, где Скилл имел такую власть надо мной. В моей сумке имелся запас эльфовой коры, но не было сил разводить огонь и заваривать чай. На ходу я засунул кусок коры в рот и стал жевать, не слишком надеясь на облегчение. Тем не менее, через какое-то время мне стало легче, привычная горечь стянула рот, отвлекая от головокружения.
Весь оставшийся день я карабкался вверх по склону: путь вниз был для меня сейчас труднее, ноги подгибались, и я рисковал сломать себе шею, скатившись кубарем с какого-нибудь обрыва.
На закате мы вышли на пологий участок. Ещё никогда нам не приходилось забираться так высоко. Мы поднялись выше границы леса, каменный сад остался где-то внизу, за перегибом. Здесь среди больших валунов росли кусты. Их жёлтые цветки, облепившие ветки, источали сильный аромат, похожий на запах эля. По земле стелились стебли, покрытые большими глянцевыми листьями и крупными белыми цветами. Эти стебли переплетались с кустами вездесущей ежевики, образуя непроходимые заросли. Перепрыгивая с камня на камень, мы пробрались к берегу и напились из озера. Его ледяная вода была прозрачной, каждый камешек на дне играл и переливался. С каждым глотком я чувствовал как головная боль отступает, опустошая меня, сменяясь усталостью. Я умылся и прилёг тут же возле кромки воды на большом валуне, хранящем тепло уходящего дня. Я чувствовал голод Ночного Волка, волчье чутье говорило мне, что неподалёку пасётся небольшое стадо каких-то мелких копытных животных. Мне удалось убедить моего брата не беспокоиться за меня и поохотиться в своё удовольствие. Я постарался передать ему ощущение тепла, исходящего от камня, на котором я лежал, чтобы он не опасался оставить меня одного. Свою усталость я укрыл за стенами, чтобы волк не беспокоился о том, что я не смогу защитить себя в случае необходимости.
Ночной Волк затрусил прочь. Я закрыл глаза и мысленно последовал за ним, позволяя его восприятию заменить моё собственное. Его ничто не беспокоило, и я мог просто отдыхать, отдавшись калейдоскопу запахов, которые улавливал его чуткий нос. Моё сознание покачивалось, умиротворённое и расслабленное, словно убаюканное в колыбели, я чувствовал, как упруго отталкиваются от земли подушечки волчьих лап. Я слишком отдался охоте Ночного Волка, чтобы вовремя заметить, что камень под моей спиной больше не грел, напротив: холод проникал под одежду, прорастал в спину, сковывал и не давал пошевелиться.
Я открыл глаза. Надо мной склонились заснеженный еловые ветви. На чёрном небе переливалось далёкое северное сияние.
Ночной Волк! — крикнул я. Ответом стала тишина. Я попытался подняться, но не сумел. Руки и ноги словно вмёрзли в камень, я не мог пошевелить даже головой, только в панике вытаращил глаза.
Как по команде, раздалось многоголосое карканье. Вороны, казалось, окружили меня со всех сторон, кто-то заходился прямо над моей головой, кто-то кричал издалека. Одна из веток дёрнулась, сбрасывая снег, с неё сорвалась чёрная тень и спикировала прямо мне на грудь. Я опустил взгляд и увидел седую голову огромного ворона. Я не мог приподнять голову, чтобы рассмотреть его целиком, но чувствовал мёртвую тяжесть, под которой едва не прогибались рёбра. На мне была толстая меховая куртка, тем не менее, я чувствовал, как когти ворона царапают кожу, холодные и сухие, как пальцы мертвеца. Он взмахнул крыльями, до боли вцепился мне в грудь, а затем перепрыгнул к самому лицу, так, что его клюв почти касался моего носа. Он хрипло каркнул и склонил голову набок, будто примериваясь. Я подумал о том, как видел воронов, выклёвывающих глаза висельникам, и моя спина покрылась испариной.
Ночной Волк!
Он не слышал меня, а может быть, мчался на помощь с такой скоростью, что не успевал ответить. Неважно. Он не успеет. Клюв находился в нескольких дюймах от моего лица, пара коротких резких движений — и я ослепну навсегда.
Я заставил себя отвести взгляд от клюва ворона и заглянуть ему в глаза. Чёрные, блестящие, расположенные, как у большинства птиц, по бокам головы. А посреди лба мерцал третий глаз, смотревший на меня не мигая. Я хотел заорать, но понял, что не могу выдавить ни звука. Холод, который сковал мои конечности и не позволял даже сжать в кулаки руки, кажется, добрался и до моего горла.
Ночной Волк успел. Прямо перед моим носом клацнули белые зубы, в лицо повеяло дыханием хищника — кровью и сырым мясом. Ворон оттолкнулся, едва не до кости пропоров мне грудь, и взлетел. Он сделал круг надо мной, другой и третий, не переставая рассерженно каркать. Остальные птицы стихли, словно сговорившись, чтобы его стало лучше слышно. А затем он отлетел прочь, прокаркав напоследок: «Иди сюда, иди сюда, сюда» — медленно, раздельно, будто волнуясь о том, чтобы произнести непривычные для птицы человеческие слова достаточно разборчиво.
Его усилия были напрасны. Я понял бы его, говори он хоть на джамелийском, калсидийском или языке, о котором я даже не слышал. Слова птицы подкреплялись Скилл-приказом — такой силы, что паралич исчез, и я потянулся вслед за вороном.
Я сел. Рядом стоял Ночной Волк, шерсть на его затылке торчала дыбом, зубы обнажились в лёгком оскале. Я обнаружил, что моя щека влажная — он тыкался туда носом, пытаясь разбудить. Ночной Волк смотрел на меня, а не в небо, куда улетел ворон. От резкого движения в голове взорвался сгусток боли, её волна ослепила меня и отступила, отдаваясь стуком в висках. Крепко зажмурившись на мгновение, я снова открыл глаза и огляделся по сторонам — вокруг меня снова громоздились горные вершины, теперь, в час заката, казавшиеся золотыми. Над моей головой было чистое летнее небо, готовящееся вскоре покрыться бледной россыпью звёзд. Никаких елей, покрытых снегом колючих лап, никаких воронов. В кустах с одуряюще-сладко пахнущими жёлтыми цветками весело чирикали маленькие птички. Валуны, окружающие берег озера, по-прежнему отдавали накопленное за день тепло. Оно снова проникало мне под кожу, разливалось по телу, покалывало пальцы, ослабляло тиски, сжавшие сердце. Ночной Волк снова ткнулся мне в щёку холодным носом.
Кто тебе угрожал, брат?
Наверное, это был просто сон.
Я слышал, как ты меня звал, я чувствовал, что ты в опасности. Я бежал к тебе так быстро, как мог, но был слишком далеко.
Ты успел, ты прогнал ворона.
Ворона? Я не видел ворона, я видел волка. Он охранял тебя, он отогнал от тебя опасность. Кто это был?
Ревность, сквозившая в его вопросе, рассмешила меня.
Роль ворчливой женушки тебе не подходит.
Ночной Волк беззлобно укусил меня за ухо и снова с тревогой заглянул в глаза. Я постарался припомнить свой сон.
Я не мог двигаться. Там был зимний лес, и огромный трёхглазый ворон хотел выклевать мне глаза. Его прогнал волк. Я думал, что это был ты. Потом я проснулся, и ты был рядом.
Вспомнив о вороне, я снова испытал тот ужас, который охватил меня, когда я понял, что не могу пошевелиться. Новое воспоминание заставило меня задохнуться от гнева.
— Этот ворон пытался отдать мне Скилл-приказ! — выкрикнул я с бессильной яростью.
Ты уверен, брат? Шерсть на загривке Ночного Волка встала дыбом. Я ощущал его беспокойство за меня и разделял его. Я был уверен, что все, кто могли бы попытаться управлять мною через Скилл, уничтожены. Я сам приложил для этого немало усилий.
Кем бы ни был отдавший приказ, это был человек, и меньше всего на свете мне хоте