Till the end

[robinhobb]

Название: Тill the end
Рейтинг: PG
Пейринг: Фитц, Шут
Жанр: romance
Статус: закончен
Аннотация: после всего.
Комментарии: вот неожиданно вспомнила, что этот почему-то еще не здесь


Мне страшно не вернуться к чудоцветам,
твоим глазам живого изваянья.
Мне страшно вспоминать перед рассветом,
как на щеке цвело твое дыханье.

Мне горько, что безлиственным скелетом,
засохший ствол, истлею в ожиданье,
неутоленным и неотогретым
похоронив червивое страданье.

И если ты мой клад, заклятый роком,
мой тяжкий крест, которого не сдвину,
и если я лишь пес, бегущий рядом, -
не отбирай добытого по крохам
и дай мне замести твою стремнину
своим самозабвенным листопадом.

Федерико Гарсиа Лорка

* * *
Говорить мы начали сравнительно недавно, до этого просто пили бренди и таращились друг на друга. От приветственных объятий приятно ныли ребра - не было рядом Волка, чтобы разнять нас, как прежде... Бренди оказалось сливовым - никаких джамелийских абрикосов, и со смутно знакомым вкусом. И несмотря на то, что бутылка была уже почти пуста, я чувствовал себя странно трезвым, слегка испуганным и оглушительно счастливым.

- Тебе не дашь больше тридцати, - сказал Шут удивленно. Собравшись уже было возражать, я в конце концов махнул рукой.
- Я этого не просил. Но есть кое-какие юные особы, с которыми трудно спорить. И которые не слишком четко объясняют, что значит «хочу немного потренироваться». Теперь я и вовсе вылитый отец, хотя, похоже, это никого больше не волнует.
Он улыбнулся. Хотя мне казалось, что он все время улыбался, будто наконец за долгий срок у него наконец имелась для этого причина. Когда хозяин таверны сказал, что в комнате меня ждет «черный человек», мне чуть не стало плохо. Я был заранее в ужасе от новостей, что мог принести мне Прилкоп. Однако же это был не он. Шут, конечно, еще немного потемнел, но до Черного Человека ему было еще очень и очень далеко.

- Ты прекрасно выглядишь, - заметил он. Говорить то же самое в ответ не было смысла – не считая цвета, он не изменился, по крайней мере внешне. Да и надобности тоже - я был бы рад ему каким угодно, хоть прямиком из Дождевых Чащоб, поминаемых в менестрельских сказках. И когда угодно. На самом деле мне и не мечталось, что это случится так скоро.
- А ты всегда так говоришь. Даже когда я походил на замшелую, изъеденную жуками корягу.
- Потому что это правда, - Шут легко пожал плечами. – Я не вижу отдельно лицо и личность, ты знаешь. Никогда не умел. Иначе, вероятно, влюбился бы в Старлинг... ну, или в Регала.

Это было слишком смешно, даже чтобы смеяться. Мы прозевали камин и теперь сидели на кровати, поджав ноги, с бутылкой бренди, холщовым мешком каких-то странных фруктов и лампой. Огонек горел очень ровно, словно мы оба и не дышали.
– Что произошло?
Очень вместительный вопрос. И я был уверен, что точно знаю, с какого места начинать. Раньше уверен.
- С тех пор, как вы меня «переко…» - его глаза округлились, и я запнулся, осознав, что не стоило бы такое говорить человеку, знавшему об этом не понаслышке. – Ты и твоя Девушка-на-драконе, Салт. Вы меня… - Странно, но раньше «перековали» казалось мне самым точным словом, хоть и с противоположным смыслом. Сейчас я не мог быстро найти ему замену. – …С тех пор, как вы отдали мне меня прежнего?

Шут напряженно слушал, и на лице мелькала тень беспокойства, будто рядом носилась летучая мышь. Он же знал, что со мной не все в порядке, вертелось у меня в голове. Иначе не нашел бы в портовой таверне, где я остановился всего лишь на одну ночь. Незаметно пришло первое легкое опьянение, и я был даже рад.

- Все пошло вспять, только наладившись. Трудно в это поверить, я был так доволен – без сомнений… А в конце концов оказалось, что я узнал о себе же последним. Молли удивила меня – я думал, она не поймет, но она поняла. Раньше меня. Она совсем не глупа… Все, знаешь, стали так внимательны со мной – то находили кучу разной работы, то наоборот предлагали уехать развеяться. Чейд иногда так смотрел, что лишь уважение к его сединам удерживало меня от… - Я замолк, не то чтобы потеряв нить, а в поисках другой. – Нет, я не сержусь на них, они любят меня. Потому так и поступают.
Все это время я не смотрел ему в глаза, а когда глянул, они были такими же круглыми, как когда я упомянул «перековывание». Улыбка куда только и девалась.
- Признаюсь, я не совсем не понимаю… - сказал он наконец. Непроизвольно я усмехнулся. Ты был человеком всего пару минут, конечно, ты не понимаешь. Да и я, прямо скажем, рассказчик не из лучших. Попробую-ка объяснить иначе.

- Представь, что всю кожу, что слезла с тебя за все эти годы, налепили обратно. – Он моргнул, и я уловил понимание. – Что бы ты почувствовал? Поначалу это было восхитительно, но потом… потом я словно стал наблюдать за собой со стороны. Я, Фитц, не был тем парнем, давно уже не был. Но я был им и оставался собой одновременно. Иногда мне казалось, что я схожу с ума, единственное, что меня спасало – твой камень памяти.

Шут хотел улыбнуться, но едва смог. Становилось все прохладнее. Протянув руку, я нашел покрывало, чтобы укрыть нас обоих, как в старые недобрые времена.
- Даже Молли – это будто две женщины, та, которую любил прежний Фитц, и эта, чужая, которая все еще любит покойного мужа и прежнего меня. Путано, знаю, но я не силен в словесной эквилибристике… Последний год выдался не слишком легким. Порой приходит мысль, что терпеть тяготы и лишения с какой-то целью куда легче, чем в мирное время так не ладить с собой.
- Я не знал, - сказал он после долгой паузы. Свет лампы золотил его лицо. Он казался потрясенным… и еще каким-то, не знаю.
- Откуда бы. Ты хотел как лучше и сделал как хотел. Но ты сам говорил, что слеп в этом мире… Я тебя не виню, правда. Ты так боялся украсть мою жизнь, хотя разве можно украсть то, что никому не нужно?
- Ты совершенно точно преувеличиваешь, Фитц.
- Я не безразличен многим, это так. Но речь о другом.

Бренди разливалось по мне миллионами язычков пламени. Лицо Шута казалось совсем близко, а может, так оно и было. Белки глаз сверкали на фоне темной кожи. Я рассматривал его и думал о том, что все еще могу так его называть. Его талант к перевоплощениям поражал, был ли он королевской забавкой, распущенным богатым иноземцем или женщиной, которую я никогда не видел, лишь слышал голос – уверен, люди принимали его именно таким, как он и желал. Без единого сомнения. Но кем бы он ни стал за эти несколько лет, он все еще был моим Шутом. Моим другом, самым близким на всем белом свете. И все еще был Любимым.

Кажется, что-то из моих мыслей прозвучало вслух, и его губы непроизвольно сжались.
- Перестань, – сказал я тихо. – Она издохла в корчах и страшных мучениях. Бледной, как рыбье брюхо, и потерпевшей крах по всем статьям. Не все, что она сделала, можно исправить… но имя наше забрать я точно не позволю.
Он расслабился, разом, словно помалу был запущен какой-то давно ожидающий своего часа механизм. Я все смотрел и вдруг вспомнил лицо Бледной Твари вот так же близко, и какой ослепительно прекрасной она мне показалась, и как я целовал ее, и почему это сделал. Настоящую причину.
- Она ничего больше у нас не заберет.

Его руки лежали в моих, с ногтями идеальной формы, точеные, словно вырезанные из дерева искуснейшим умельцем вроде него самого. Самые красивые руки, что мне приходилось видеть в своей жизни, у мужчин или женщин. Я содрогнулся на миг от страшного воспоминания, почти услышав язвительный голос: «Ты даже не развернешь мой подарок?..» Потом легонько сжал его пальцы, и он ответил мне на пожатие.
- Постой, - меня вдруг осенило. – Если ты не знал – значит, не собирался возвращаться?
- Я… хотел увидеть тебя по пути, может, издали. Может, ближе, - неопределенно качнул головой Шут. – Мы ведь так и не попрощались толком. Это зависело бы от обстоятельств.

Мне стало зябко, и я поежился. Мы могли не встретиться, вот что он сказал. Я не стал упоминать, что последний год прожил с собранной котомкой. И даже подлой мысли не возникло, что она может мне никогда не понадобиться. Никогда, до самой смерти.

- Обстоятельства таковы, - сказал я со всей решительностью, хотя с привкусом бренди это должно быть звучало забавно. – Какой бы ни был у тебя план, он не меняется. Просто теперь в нем есть я. Снова.
- Но мы больше не… - Шут не договорил. Да не надо было и договаривать.
- Больше ты ничего не предсказываешь, а я ничего не меняю. Можно хотя бы попробовать. Меня полностью устраивает, и тебя должно.
Что-то мальчишеское было в моих словах, что-то, что заставляло его улыбаться. Я не думал, что он откажет – я этого боялся. Но он лишь склонился ко мне, так мы сидели голова к голове, в такой тиши, словно шумный порт за окном враз окаменел.
- Я не хотел так скучать по тебе, - сказал он наконец почти шепотом. Я хмыкнул. Шут мог быть очень организованным, когда того требовалось. Но отчего-то мне не хотелось бы узнать, что он с легкостью пережил наше расставание. Ведь если мерзкая тварь не лгала, он должен был любить меня до конца своих долгих дней... В моей голове жили сотни разговоров, которых не случилось, они крутились и крутились там, пока я держал камень памяти, сотни вопросов, что я не задал, и ответов, которые не получил. Я хотел этого шанса, пусть даже и не зная, с чего начать.

- Скажи, я ведь просил взять меня с собой. Что-то все же могло повлиять на твое решение?
- Например?
– Прости уж, что приходится снова возвращаться к тому разговору. Но ты бы остался или разрешил бы уйти с тобой, если бы мы всегда… Если бы… ты понимаешь.
- Нисколько, - сказал Шут до того естественно, что я даже поверил. – Ты о чем?
- Если бы мы с тобой… - мысли запутались, и я даже рассердился на них. Столько раз звучавшие в моей голове, столько раз произнесенные, они не должны были так путаться и спотыкаться! – Ну ты знаешь, о чем я.
- Решительно не понимаю, о чем ты толкуешь, Барсучий Хвост, - произнес он противным голосом лорда Голдена. Я потрясенно посмотрел ему в глаза. Он весело улыбался, сложив руки на груди. Он забавлялся, поверить не могу! Это нисколько, впрочем, меня не рассердило. Я не планировал этот разговор, но и не тяготился им.
- Да мы вроде все уже обсудили, - смилостивился он наконец. Все, да не все.
- Тебе меня больше не запутать. Я много думал и прекрасно понимаю разницу между тобой и Ночным Волком, - продолжил я осторожно. – И вот еще что, Шут. Ты много раз говорил, что «не рассчитывал», «не претендовал» и «не стал бы настаивать». Но ни разу не сказал, что не хотел.

Шут выдержал паузу, проведя ладонью над лампой, так, что свет и тьма на мгновение смешались у него в горсти.
- Не думал, - сказал он медленно, без следа игривости в голосе, - что ты так внимательно меня слушал.
- Ты ни разу не сказал, что не хотел, - повторил я с нажимом. Тогда он наклонился еще ближе и поцеловал меня, коротко и крепко, почти не размыкая губ. Ощущение было иное, чем раньше – не поцелуй прощания со вкусом слез, не стремление поскорей сбросить груз моей человечности. Этот был надежным и в каком-то смысле первым, а первым среди многих или же единственным – трудно сказать.
- Зачем бы мне говорить подобное?..
И пока я моргал, мирясь с ощущениями, добавил:
- Давай позже об этом, Любимый. Когда протрезвеешь.
Он уверен, что трезвым я к этому не вернусь, решил я. Вот уж удивится. Мы столько друг другу отдали, столько показали, такими нас видели, были друг в друге… мы были друг другом, в конце концов. Нас ничто не изумит уже, не испугает, не шокирует. Наша дружба выносила и не то. Но «позже» - это хорошо, мне нравится «позже». «Позже» - это будущее.

- Послушай…
Кое о чем еще я хотел спросить его – о стихотворении, но в какой-то мере этот вопрос давался даже сложнее. Одно воспоминание – и горло сдавил уже ставший привычным спазм, на глаза навернулись слезы. Шут глядел с беспокойством, и вдруг я вспомнил его плачущим – в Баккипе, когда он показал жестокую метку на своей спине; в ледяных тоннелях от предчувствия скорой страшной гибели; рядом с палаткой Элдерлингов в моих объятиях… Ему я мог рассказать что угодно, не боясь потерять лицо.
- Твой стих, это магия или что?.. Поначалу я лишь прочел его… но потом, через время перечитал снова, и снова, и снова. И уразумел - это ведь не о тебе, а обо мне, «и жить – и не жить» - это обо мне. И всякий раз… - я поднес руку к горлу, - задыхался, не мог вдохнуть, никак. И боль в груди, будто тону.
Незримым движением Шут смахнул слезинку с моей щеки. Он выглядел самую чуть растроганным, но больше виноватым. И задал неожиданный вопрос, прежде чем я смутился.
- Тогда зачем читал снова и снова?
Над этим я не задумывался. В любом случае, прекрасные безжалостные строчки давно впечатались в мою память, и читать не было нужды.
- Это не магия… это просто я. Прости, мне вовсе не хотелось причинять тебе лишних страданий.
Мы переглянулись – и едва не разразились смехом, жутким и горьким. О, Эда и Эль. Нас замучили до смерти, мы оба умерли от ужаснейших пыток – и сейчас обсуждаем душевные страдания. Воистину память странная штука.
- Забудь. Налей еще.
Шут послушно умолк, разлил остатки бренди и убрал бутылку. Они будто прямиком угодили мне в голову, заставив язык ощутимо потяжелеть.

- И знаешь еще что? Не вздумай исчезнуть, я все равно тебя найду, чего бы это ни стоило. И если приду к твоему порогу дряхлой жалкой развалиной, вина будет только твоя.
- Ты очаровательно угрожаешь.
- Я должен быть убедительным, а не очаровательным.
- Не беспокойся, Любимый мой, - ответил он с исходящей весельем серьезностью. - Ты произвел впечатление.
- Вот и хорошо.

Открыв глаза буквально через секунду, я выяснил, что задремал, упираясь затылком в его плечо, а камин снова тлеет. Его рука легко обнимала меня поперек груди.
- Фитц. Спишь? – прошептал он мне на ухо.
- Почти.
- Я напишу тебе новое стихотворение, взамен того. Уже завтра.
Я кивнул, чувствуя полное и окончательное удовлетворение. Хватит с нас последних танцев. Конечно, Шут не ответил ни на один мой вопрос и ничего не пообещал. Так на него похоже. Но он был здесь, большего и желать нечего.

За полшага до сна мне внезапно вспомнилось, что где-то там носится по волнам корабль с моим лицом. Красивым лицом, надо полагать, ведь все, на что смотришь с любовью – совершенно. А Шут редко смотрел на меня иначе. Я хотел расспросить его об этом тут же.

Нет, лучше потом. Я люблю «потом». Люблю завтра.

Завтра – это будущее.